lyalechka | Из "Анны Карениной"

- Ты поди, душенька, к ним, - обратилась Кити к сестре, - и займи их.
Они видели Стиву на станции, он здоров. А я побегу к Мите. Как на беду, не
кормила уж с самого чая. Он теперь проснулся и, верно, кричит. - И она,
чувствуя прилив молока, скорым шагом пошла в детскую.
Действительно, она не то что угадала (связь ее с ребенком не была еще
порвана), она верно узнала по приливу молока у себя недостаток пищи у него.
Она знала, что он кричит, еще прежде, чем она подошла к детской. И
действительно, он кричал. Она услышала его голос и прибавила шагу. Но чем
скорее она шла, тем громче он кричал. Голос был хороший, здоровый, только
голодный и нетерпеливый.
- Давно, няня, давно? - поспешно говорила Кити, садясь на стул и
приготовляясь к кормлению. - Да дайте же мне его скорее. Ах, няня, какая вы
скучная, ну, после чепчик завяжете!
Ребенок надрывался от жадного крика.
- Да нельзя же, матушка, - сказала Агафья Михайловна, почти всегда
присутствовавшая в детской. - Надо в порядке его убрать. Агу, агу! -
распевала она над ним, не обращая внимания на мать.
Няня понесла ребенка к матери. Агафья Михайловна шла за ним с
распустившимся от нежности лицом.
- Знает, знает. Вот верьте богу, матушка Катерина Александровна, узнал
меня! - перекрикивала Агафья Михайловна ребенка.
Но Кити не слушала ее слов. Ее нетерпение шло так же возрастая, как и
нетерпение ребенка.
От нетерпения дело долго не могло уладиться.
Ребенок хватал не то, что надо, и сердился.
Наконец после отчаянного задыхающегося вскрика, пустого захлебывания,
дело уладилось, и мать и ребенок одновременно почувствовали себя
успокоенными и оба затихли.
- Однако и он, бедняжка, весь в поту, - шепотом сказала Кити, ощупывая
ребенка. - Вы почему же думаете, что он узнает? - прибавила она, косясь на
плутовски, как ей казалось, смотревшие из-под надвинувшегося чепчика глаза
ребенка, на равномерно отдувавшиеся щечки и на его ручку с красною ладонью,
которою он выделывал кругообразные движения.
- Не может быть! Уж если б узнавал, так меня бы узнал, - сказала Кити
на утверждение Агафьи Михайловны и улыбнулась.
Она улыбалась тому, что, хотя она и говорила, что он не может узнавать,
сердцем она знала, что не только он узнает Агафью Михайловну, но что он все
знает и понимает, и знает и понимает еще много такого, чего никто не знает и
что она, мать, сама узнала и стала понимать только благодаря ему. Для Агафьи
Михайловны, для няни, для деда, для отца даже Митя был живое существо,
требующее за собой только материального ухода; но для матери он уже давно
был нравственное существо, с которым уже была целая история духовных
отношений.